– Чем вы занимаетесь после увольнения?
– Отдыхаю, прихожу в себя. Занимаюсь делами, на которые раньше не хватало времени.
– За «Локомотивом» следите?
– Конечно. «Локомотив» навсегда в моем сердце.
– Как вам шаги нового руководства?
– Много вопросов к ним. Непонятно, в чем они видели свою задачу. Анонсировалось, что хотят наполнить стадион, но посещаемость прилично упала по сравнению с прошлым годом. То есть пока на этом поприще движения нет. Что касается успехов на поле, то они худшие за всю историю «Локомотива».
– Вы серьезно?
– Да. Сейчас у команды минимальное количество набранных очков, если сравнивать отрезки в 17 туров.
– Как вы отнеслись к работе с болельщиками? Клуб, например, выкупил гостевую трибуну на матч со «Спартаком» и продал билеты в три раза дешевле.
– Отдельно взятые инициативы комментировать неправильно. В целом, с болельщиками надо работать, а не заигрывать.
Кроме того, пул болельщиков должен расти. Важно, чтобы он прирастал качественно новыми лицами. Этим мы очень упорно занимались и добились приличных результатов. Я имею в виду студенческий сектор, семейный – оттуда пришло нормальное пополнение. Но сейчас я не уверена, что с нашими начинаниями продолжают работать.
– Семин и Лоськов – тоже заигрывание?
– Не знаю на счет них – может быть, у руководства такое видение футбола. Но то, что очевидно сейчас во взаимоотношениях с болельщиками, – это не систематическая кропотливая работа, а популизм, полная профанация.
– При вас они все время жаловались на дорогие абонементы, невкусную еду, грязные кресла.
– Согласна. Только это постоянно слышалось, потому что вы, журналисты, цитировали. Хотя можно было один раз взять и сравнить цены на абонементы по всем московским стадионам. Выяснилось бы, что у нас самые дешевые.
Второе – про невкусно. Мы специально занимались этой темой, посещали другие арены. У нас все весьма достойно – и сосиска в тесте, и гамбургер. Нам ведь писали письма, и после них мы реально работали, все наладили. Но некоторым болельщикам не хотелось замечать, что стало намного лучше.
– Почему?
– Потому что у нас есть группа людей 200–400 человек, которая постоянно бузит. Ее слышно громче всех. Она оскорбляла Сашу Самедова, когда он переходил в «Спартак». Она жаловалась на абонементы, еду. Именно эта группа сейчас довольна всем – 10-м местом в чемпионате, трансферной кампанией, уровнем игры команды. При этом основная масса настоящих болельщиков по-другому относится к Самедову, ко мне и ко многим другим.
– Из-за чего тогда падала посещаемость?
– Посещаемость двух последних сезонов росла. Вы вот о футболе пишите, а сами не промониторили ситуацию.
– Давайте возьмем все шесть лет. Когда вы пришли, было 14 тысяч, когда ушли – 10.
– Не 10, а 10,5. Это официальная информация. По поводу остального объясню. В 2013-2014 году случилось падение посещаемости во всех клубах. Я связывала это с позицией Толстых – тогда вокруг футбола сложилась очень негативная обстановка. Люди перестали ходить. Плюс кризисное время – тяжело жить. Так что мы ничего не могли сделать, потому что были в тренде общей ситуации в стране. Но когда посещаемость стала расти, в среднем по РФПЛ она поднялась на 8%, а в «Локомотиве» – на 12%.
Конечно, есть два клуба, у кого посещаемость не просела, но это отдельные случаи. «Зенит» – один город, один клуб. Причем и город большой, и клуб хороший. И «Спартак», у которого большая масса поклонников, это реально народная команда. Все остальные страдали вместе с нами. Проблема в том, что наше население в кризис живет тяжело. Им не до того. Идут на футбол только настоящие фанаты и ценители. Поэтому глобально поднять посещаемость сложно.
– Сколько в Москве людей, которые готовы прийти на «Локомотив»?
– Очень маленькая цифра.
– Даже стадион нельзя заполнить?
– Можно, но для этого надо привлечь болельщиков основного акционера. То есть много делать внутри РЖД, но над этим никто не работает. Поэтому очень странно видеть, что многие сотрудники компании болеют за другие клубы.
– При вас часто раздавали бесплатные билеты в школах и вузах, например, в МИИТе. Потом эти билеты продавались по 200-300 рублей рядом со стадионом. Это чей прокол?
– Точно не наш. Было как – мы продавали абонементы РЖД. То есть компания выкупала их для своих работников. Дальше мы ничего не могли контролировать, поэтому и случались подобные эпизоды. Более того – мы сами поймали людей из РЖД, которые успешно продавали абонементы – на стадионе и в МИИТе.
– Поймали за руку?
– Да. И фотографии есть. Это действующие на тот момент сотрудники РЖД. Мы знаем их фамилии и уведомили об этом основного акционера. Он обещал принять меры. Если это продолжается, значит никаких мер не принято.
– Кирилл Котов очень жалел, что из-за смены руководства не удалось провести летнюю трансферную кампанию. Кто был вашей целью?
– Могу сказать, но делать этого не буду. У нас были великолепные планы. Более того, они оказались практически на стадии реализации – игроки уже купили билеты в Москву. Я об этом сказала председателю совета директоров. Объяснила, что это просто невероятные трансферы, они едут на медобследование и подписывать контракт. Мне ответили: «Нам ничего не надо». Зачем я сейчас буду обижать людей, которые к нам не приехали?
– Из каких клубов эти люди?
– Европейских.
– Во сколько они бы обошлись?
– Мы всегда были стеснены в средствах за исключением одного года. Поэтому все покупки не превышали бы 5-6 миллионов долларов.
– Игорь Денисов находился в ваших планах?
– Нет, конечно. Это реализация идей нового руководства.
– А Борис Ротенберг?
– Тоже нет.
– Летом «Локомотив» отказался от Бердыева в пользу Семина. У вас была возможность взять Бердыева?
– Нет, он всегда находился при работе, когда мы искали тренера. А в тот момент, когда ушел из «Рубина», мы не искали тренера.
– Вы часто искали тренеров.
– Значительно реже, чем остальные команды. При этом мы всегда брали очень хороших специалистов. Например, Билича. Тот факт, что худший результат команда показала при нем, говорит о том, что иностранцам сложно адаптироваться к нашему чемпионату.
– Читали, что сказал Белоус о покупке Ибричича?
– Нет.
– Тогда цитата: «Я ей пытался что-то объяснять. Мы его смотрели, он был очень медленным и не годился. Показывал отчеты селекционной службы, передал разговор с одним серьезным агентом. Тот мне позвонил и сказал: «Юрий, что вы творите? Он стоит не больше 500 тысяч евро, а вы хотите заплатить 5 миллионов». Через короткое время она объявила, что мы с ней не сработаемся».
– Я считаю, что Ибричичу сильно не повезло. Пришел – тренера сняли. Новый не увидел его в составе, игрок закис. Плюс сказалась психология. Сенияд считался очень большой звездой «Хайдука» из Сплита. Вы не представляете, что там было. Столетие клуба, вышел большой альманах, и на каждой странице он. И тут он впервые менял клуб. Когда это происходило, в Москву приехали все – от мэра города до председателя совета директоров и главного тренера. Они продавали главный бриллиант команды, тыкали этой книжкой. До сих пор вспоминаю это как какой-то нескончаемый переговорный процесс.
– Самый мощный трансфер, который срывался в последний момент?
– Таких очень много. Молодые амбициозные игроки сборных своих стран. Дома до сих пор хранятся футболки с их автографами. Они почти переходили, но каждый раз что-то не получалось.
– Не договаривались по деньгам?
– Этот вопрос к тому моменту улаживали. Неожиданно возникали семейные обстоятельства. Например, жена отказалась ехать в Россию. Одного спортсмена я вообще покупала дважды. Оба раза сорвался – сначала я передумала, потому что дорого, а мальчик очень молодой – 21 год.
– Второй раз?
– Через три года. У нас уже был подписан контракт, но он в последнюю секунду ушел в «Наполи» к Бенитесу. Мальчика звали Дрис Мертенс. Кстати, Мертенс – пример очень интеллектуального футболиста. В Бельгии ведь создана целая система по выращиванию игроков. В стране живет 10 миллионов человек, а футболистов высокого уровня очень много. Больше 100 человек играют в европейских чемпионатах.
Я специально изучала эту систему. И могу сказать, что они первыми в Европе приняли принцип, что если человек плохо учится в общеобразовательной школе, его отчисляют и из футбольной. Правило работает, даже если ребенку 10 лет.
– Вас как раз критикуют за то, что вы закрыли общеобразовательную школу при клубе.
– Не согласна с критикой. Маленький футболист должен быть в одинаковых условиях со сверстникам. Он должен ходить в обычную общеобразовательную школу. И получать реальные знания. Не так, как было у нас – четыре человека в классе, три из них не пришли. И учительница один на один чего-то объясняет. Когда я это увидела, поняла, что кроме вреда это ничего не принесет.
Футбол – это умная игра, игроки должны быть с интеллектом. Мертенс с Азаром тому примеры – они хорошо учились в школе и со всем справились. Или Широков. Хотели взять его после того, как он ушел из «Спартака». Получилось, что контракт предлагали одновременно мы и ЦСКА, и он выбрал не нас. Но возраст и травмы абсолютно не смущали, потому что Роман как раз умный. На поле он может делать неожиданные вещи, которые называются импровизацией. А это ровно то, чему не научишь. Либо есть у человека, либо нет. Вот у Алексея Миранчука, например, есть.
– Его агенты требуют от клуба 4 миллиона евро подъемных. Кто так же наглел?
– Только русские, которых мы хотели оставить, переподписать контракт. Которые выросли в нашем клубе. Самый феноменальный пример – Рифат Жемалетдинов.
– Котов сказал, что он просил полмиллиона.
– 800 тысяч. Это просто кошмар, это невозможно! Мертенс приходил на меньшие деньги.
– Сколько просил Подольски?
– Около двух. Он сорвался в последний момент. Кстати, его футболка у меня тоже есть. Причем с игры, нестиранная даже. Еще он понравился как человек – совершенно простой, вменяемый.
– Что с Дефуром?
– Хотели его, но он отказался по совету агента.
– Еще одна цитата Белоуса: «Когда я пришел, в клубе шло разрушение. Для Смородской главной задачей было выгнать людей Семина. Она била себя в грудь и кричала: «Я выгнала Семина. Я выгнала Тищенко. А вы что сделали?»
– Знаете, он работал в «Локомотиве» три месяца, а рассказывает об этом шесть с половиной лет. Он абсолютно никак не может быть реализован в футболе. Наверное, брать его было ошибкой, но я очень быстро про него все поняла. Поэтому весь этот текст не про меня. И все, кто со мной работал, никогда не скажут, что я когда-либо била себя в грудь.
– Белоус – единственное разочарование за время в клубе?
– Нет, их случалось достаточно. Не только среди футболистов, но и среди тренеров, общественности, болельщиков. Даже удивляюсь, насколько измельчали люди.
– Кто разочаровал в команде?
– Очень сильно – Фернандеш. Неприятный тип. Ровно поэтому он ничего в футболе и не достиг – его характер и натура не позволяют реализовать то, что дала природа. Я ведь много с ним общалась, пытаясь вытащить на свет божий. Но он вещь в себе. Самодостаточен полностью и презирает всех вокруг, хотя оснований для этого у него нет никаких. Умом не блещет, как и всем остальным.
– Что скажете про Сапатера?
– Во-первых, он заболел. У него тяжелейшее заболевание почек. Это установлено не нами, а Институтом урологии. Мы сделали специальную экспертизу. Он ведь все время жаловался на боли в спине, а мы искали причину – позвоночник, мышцы. Только потом врачи догадались про почки.
Что касается личности, то Сапатер очень замкнутый и жадный человек. Просто чокнутый на деньгах. Он себе ни разу нигде не купил чашку кофе. Пил только бесплатный, который дают в команде. В моей жизни подобный случай в первый раз. Вот студенты не блещут деньгами, но даже в мое студенческое время я таких людей не встречала.
– Пытались на него воздействовать?
– Как? Он ведь уверен, что так и надо жить. Всегда отвечал, что все хорошо и прекрасно. В команде его никто не уважал.
– Перед трансфером вы изучали информацию о характере?
– Это вопрос к СМИ. Во всех СМИ есть клише, которые идут за человеком. За Сапатером шла информация, что он учился вместе с Месси, у него бычье сердце, бешеная скорость. Мы специально это отслеживали, никаких других шлейфов не было. Плюс трансфер бесплатный, позиция очень нужная.
Проблема еще в чем. Сапатер хотел трудиться, но не желал исполнять тренерские установки. Он никого не слушал, нес на поле отсебятину. Нужно было это дело оставить, но я пыталась его вразумить. Все без результата.
– Самая странная просьба, которую получали от футболистов?
– Не помню такого. На тренеров тоже никто не жаловался, это вообще не принято в футбольной среде. Наоборот многие пытались найти проблемы в себе. «Что вы видите странного?», «Что вы видите на поле?», «Что мне нужно изменить?» – ко мне обращались с такими вопросами.
– Вам когда-нибудь предлагали распилить трансфер?
– Никогда. Когда-то ты работаешь на репутацию, когда-то она на тебя.
– У Наумова имелось предложение разделить деньги за Майкона.
– Не хочу говорить про Наумова. После него в клубе не осталось ни одного кирпичика, за который можно было бы взяться, и чтобы ничего не упало. Я думала, что рухнет буквально все. Поле пропало в первый же год, хотя в 2009-м его реконструировали с заменой дренажной системы, подогрева. В общем, был сделан полный ремонт.
Когда все умерло, мы вызвали экспертов, раскопали и выяснили, что дренажные трубы не соединены с колодцами, подогрев лежит на поверхности поля, да и то не везде. То есть это просто беспредел! Надо было все делать заново в кратчайшие сроки, чтобы успеть к началу сезона. Сейчас я уверена в качестве нашего поля.
– Вы рассказывали о проблемах со стадионом.
– Да, с крышей и несущими конструкциями. Или малая спортивная арена – при Наумове ее возвели без проекта. Причем строила компания, которая не имела лицензии на специальные корпусные работы. А арена на 10 тысяч зрителей – это специальные требования к проектированию, экспертизе. Кроме того, в процессе строительства применили не тот металл. В итоге мы заново сваривали все металлоконструкции, чтобы ввести стадион в эксплуатацию.
Еще один момент – Наумов с Тищенко месяцами находились в Бразилии. Что там делали – не знаю, но купили весьма странных футболистов, причем за большие деньги. Я понимала, что их будет очень сложно не только продать, но и сдать в аренду. Поэтому была проделана гигантская работа по трансферам. Мы даже выручили небольшие деньги, но нигде такие футболисты, как Вагнер, Шарлес и прочие, так и не заиграли. Кстати, теперь Тищенко вернулся в клуб.
– Для чего?
– Круговорот футболистов в природе. Скоро мы увидим его работу.
– То есть нормальных трансферов ждать не надо?
– Нет. Я практически уверена, что ничего путного точно не купят.
– Скажут, что финансов нет.
– Я оставила больше трети бюджета – кучу денег! Там на все хватит. А когда брала клуб у Наумова, нечем было заплатить ему денежную компенсацию за досрочное прекращение контракта. Имелись громадные долги по налогам. То есть бюджет оказался потрачен, денег не было вообще – крутись как можешь.
– Правда, что за месяц до увольнения вы снизили отступные за Самедова и Тарасова в два раза?
– Нет. Я ничего не меняла в контрактах.
– То есть и при вас отступные за Самедова были 5 миллионов евро?
– Если ничего не путаю, то да. Мы ведь с ним два раза переподписывали контракт, и Александр хотел играть за «Локомотив». Ему нравилось быть частью команды, у него все получалось. Кстати, в итоге новое руководство не смогло продать Самедова даже за 5 миллионов. Они даже этого не смогли выручить. Если вы продаете, то зачем ссылаете в дубль? Ссылка означает автоматическое понижение цены.
– Геркус сказал, что из-за вас «Локомотив» платит техническому спонсору. Это нормально?
– Геркус ни в чем не разобрался. Он не умеет анализировать самостоятельно, верит докладам других сотрудников. Поэтому у него в карьере нет успешных проектов.
Теперь рассказываю про форму. В наследство от Наумова нам достался технический спонсор Puma. Это было очень странное сотрудничество. На бумаге выглядело, что Puma – спонсор, на деле – нам приходилось платить за все! Они поставляли 20 комплектов формы бесплатно, но дальше мы попадали под обязательства покупки пяти тысяч наименований каждого предмета по безумным ценам. Например, простая игровая футболка стоила от 100 до 120 евро. При этом клуб не мог купить тысячу или 500 штук, чтобы продать их в магазине. Минимальный заказ – пять тысяч экземпляров. В результате платы техническому спонсору превышали все разумные пределы.
А еще Puma, когда мы с ней работали, одела в нашу форму сборную Белоруссии.
– В смысле?
– Форма – один в один, только эмблема другая. Когда я выставила претензии, они сказали: «По вашему контракту не полагается компенсации за такие вещи». Мы все равно пытались как-то повлиять на ситуацию, просили изменить условия. Отвечали: «Нет, ничего нельзя».
– Кто заключал контракт?
– Киричек. Тот самый, который вернулся в клуб. И я совершенно не удивлюсь, если и Puma назад вернется. Кстати, мы расстались с ней, когда заняли третье место. В тот момент у нас было много козырей. Поэтому я хотела продлить контракт, но уже на наших условиях – с бонусами за место и прочее. Но они не пошли на это.
Поэтому мы сменили спонсора, и сейчас расходы на форму абсолютно минимальны. Во-первых, adidas дает 85% скидки. Во-вторых, ты заказываешь ровно столько, сколько можешь продать. В результате по форме мы выходили в ноль.
– В нормальных клубах технический спонсор платит клубу, а не наоборот.
– Тогда сложилась тяжелая ситуация. Nike имел несколько команд, больше никого не хотел брать. Kappa хуже уровнем. Я разговаривала с «Краснодаром», они не были довольны качеством и скидками, которые им давали. New Balance не рвался на наш рынок. Оставался adidas, который сказал, что у них тоже несколько клубов, но они готовы предоставить хорошую скидку. Поэтому то, что мы подписали с ними, – очень хорошо.
– В прошлом году спонсором «Локомотива» была компания «А Групп», которая производит стальные трубы. Расскажите, зачем ей понадобилось поддерживать клуб?
– Это вопрос престижа. Компания показывала: мы солидная фирма, можем рекламировать себя даже на футбольных аренах.
– То есть стальные трубы и прочие b2b компании пришли к вам сами? РЖД их не нагибал?
– РЖД никого не нагибал. Я никогда не имела там такой поддержки, чтобы РЖД кого-то привлекал в интересах клуба. Мы все должны были сделать сами. Сами кого-то найти, привлечь.
– Серьезно? Ни одна компания не пришла по просьбе основного акционера?
– Да, наши спонсоры – абсолютно не связанные с РЖД компании. Никак. Они пришли только потому, что мы серьезная организация. А поняли они это в том числе потому, что наш владелец – РЖД.
Вы заговорили про спонсоров, а я вспоминаю, как мы на ушах стояли, чтобы найти их. Это очень сложно. Это беда нашего футбола. Финансировать его пока еще не модно и не престижно.
– «Спартак» работает с Nissan, «Трехгорным», «Открытием».
– У них большой пул болельщиков. К сожалению, привлечение к сотрудничеству независимых спонсоров – это, скорее, исключение, чем правило. Единичные случаи. У нас очень много ограничений, которых нет в европейском футболе. Реклама букмекеров запрещена. Продажа пива на стадионах тоже. Только зачем? Все было бы красиво, в брендовых стаканах, за уютными столиками. Говорят, чтобы не напивались. Но кто сейчас мешает напиться рядом со стадионом?
– Сколько процентов бюджета вы отбивали за счет несвязанных спонсоров?
– Может, процентов 17-18. Всего собственные доходы превышали 27%.
– Вы совершали ошибки в «Локомотиве»?
– Нет человека, который их не совершал.
– Главный просчет?
– А у вас? Вот вы можете сказать, какая ваша ошибка? Понимаете, для этого надо прокрутить шесть лет и быстро сказать.
– Я обычный человек, у которого в жизни нет глобальных событий. Вы управляли футбольным клубом с многомиллионным бюджетом. Может быть, совершили трансфер, о котором жалеете?
– Таких не было. Мы совершали трансферы или очень дешево, или брали свободных агентов. Только два перехода за серьезные деньги – Диарра и Буссуфа. Все остальные – за минимальные. Мне не о чем жалеть здесь. И про них двоих я тоже не жалею.
– Василий Уткин назвал вас лучшим президентом РФПЛ за всю ее историю. Вы согласны?
– Во-первых, оценивать себя – не моя задача. Второе – мы делали очень хорошую работу в клубе. Мы ставили его на правильные рельсы, мы его туда поставили, и он по ним поехал. Поэтому мне не предлагали никакие распилы. Все понимали, что эти предложения никогда не будут приняты. Это очень о многом говорит.
– До вас «Локомотив» шел не по тем рельсам?
– При Наумове клуб был середняком, который ни на что не претендовал. И тут вдруг начал бороться за Кубок, за место в тройке. Так что создание прецедента, что из середняка можно сделать серьезный, амбициозный, прекрасно отлаженный клуб – это результат.
Кроме того, мы совершили трансферы, которые украсили чемпионат России. Не было ни одного перехода, за который меня бы не ругали. Меня ругали за всех. Но я считаю, что Чорлука – украшение чемпионата. Виталий Денисов – один из лучших левых защитников, он уже три сезона входит в топ-33. А мы его брали бесплатно. Н’Дойе из «Копенгагена», а мы его продали в АПЛ за четыре месяца до конца контракта почти за 5 миллионов евро. Ниасс…Пейчинович... Я могу еще многих назвать, и они все украсили наш футбол. Это были достойные трансферы. Есть менее удачные, но совсем провальных нет. Потому что мы всех, кто не подошел, продали. То есть мы выручили деньги. А это непросто.
– Но футбол – это не только экономика. Игроки должны приносить пользу.
– Что значит пользу? Вот вы купили машину, потратили на нее 100 рублей, а через год вы ее за 100 не продадите. Но это не значит, что она стала плохой вещью. Она вам пользу принесла. То же самое футболист. Покупаешь его на длинный контракт, а он раз – и сломался. И неизвестно, выйдет ли он после травмы на свой уровень или нет. Это футбольные риски. Поэтому много было сделано для профилактики травм. И заметьте, наша программа работала успешно, мы создали один из лучших медицинских центров в РФПЛ.
– Это прекрасно. Но за шесть лет при вас «Локомотив» ни разу не играл в Лиге чемпионов.
– Это и правда, и неправда одновременно. В год, когда мы стали третьими, мы могли быть первыми. Я не понимаю, что тогда произошло в игре с «Ростовом». Я не узнавала своих ребят, тренера. Конечно, ему нельзя было разрешать игрокам смотреть матч «Зенита» с «Динамо». Как можно смотреть встречу основных конкурентов за час до собственного матча? Футболисты вышли эмоционально выхолощенные. Думали, что путь к чемпионству открыт.
Второе – невозможно стать первыми или вторыми без серьезной поддержки вне футбольного поля. О «Локомотиве» всегда был актуальным только один вопрос: снимают меня или нет. Кто бы откомментировал, как дали красную карточку не тому игроку – Шишкину в Питере. Мы все время заканчивали матчи то вдесятером, то вдевятером. Стали нормально судить только после скандалов, устроенных мною в прессе. Я взяла это на себя. Мне надо было отвести проблемы от ребят.
– Правда, что у вас был второй-третий бюджет в РФПЛ?
– Неправда – пятый-шестой. Мы всегда это мониторили по требованию акционеров.
– За сколько дней до увольнения вы узнали, что вас в клубе не будет?
– За две недели.
– Каким образом сообщили?
– Председатель совета директоров пригласил на встречу и озвучил.
– Как аргументировал?
– Ну, никак. Вообще, меня не за что было снимать. Все в клубе было налажено. Мы шли на третьем месте в текущем чемпионате. Достойно провели предыдущий сезон. Набрали одинаковые очки со «Спартаком», и, к сожалению, оказались на шестом месте, но взяли вершины, которые до этого «Локомотив» не брал. В Лиге Европы мы вышли с первого места из группы, хотя нашими соперниками были «Спортинг» и «Бешикташ». В общем, было чем гордиться.
– Но за что-то вас все же сняли.
– «Наступил новый этап развития клуба, мы хотим выйти на другой уровень». Я знаю, что председатель совета директоров РЖД говорил, что надо заполнить стадион. И хочу сказать, что сейчас посещаемость у «Локо» упала. С моих почти 11 тысяч до девяти. То есть на две тысячи. Потому что мы занималась этим профессионально, а не популистски. В этом большая разница.
– Вы пытались объясниться с начальством, сказать, что у вас есть план развития?
– Нет. В РЖД всем не до футбола, там люди занятые. Но время покажет, кто оказался прав. Я за свои шесть лет вывела «Локомотив» из середняков в топ-команду, которая все время борется за титулы. Да, не всегда все получалось, но тем интереснее чемпионат. Мы были очень близко – в одном очке, с одинаковым количеством набранных очков, а не с таким отставанием в 20 с лишним очков, как сейчас. Сейчас на «Локомотив» можно не обращать внимания, он никому не угрожает. Может быть, это и было целью, когда меня убирали.
– Чтобы развалить клуб?
– Чтобы он перестал конкурировать. Не знаю, кому это нужно. Может быть, кому-то и нужно.
– Как часто вы общались с руководством РЖД?
– Редко. Хотя Владимир Иванович Якунин посещал советы директоров клуба, приезжал болеть за команду на стадион. Олег Валентинович Белозеров вообще не посещал ни матчи, ни советы директоров. Я его видела два раза – когда он появился в компании, и когда мы прощались.
– То есть в РЖД пришли люди, которые не интересуются футболом?
– Абсолютно ни в какой мере.
– Зато давления меньше.
– Вот новое руководство теперь и работает в тепличных условиях. У них все вопросы решены – поле цветет и пахнет, крыша не падает на голову, деньги есть. Осталось выйти в Лигу чемпионов.
– Илья Геркус сказал, что клуб выплатил вам отступные за разрыв контракта. Говорят, это 12 месячных окладов.
– Неправда.
– А сколько?
– Вам зачем?
– Людям интересно.
– Я считаю, неприлично поддерживать такой интерес. Вот сколько выплатили Моуринью за разрыв?
– Там это часто оглашается.
– Правильно, там и зарплата оглашается. Но зачем копаться в доходах футболистов, президентов клубов? Это штучные специалисты на рынке. И заявления руководителей «Локомотива», что незаменимых футболистов нет – это заблуждение. Это абсолютно уникальный товар. Сложно найти квалифицированного футболиста, вырастить его, развить.
– Еще раз – компенсация меньше 12 окладов?
– Да! Вопрос о ней решался на совете директоров. Все его члены знают, что 12 окладов – это ложь.
– После ухода из «Локомотива» вам поступали предложения о работе?
– Да, но не те, которые я готова была принять.
– Если поступит еще, пойдете только президентом?
– Мне и не предложат другой должности. Никто не хочет видеть в замах бывшее первое лицо компании. Это законы бизнеса.
– Кирилла Котова с собой возьмете?
– Если это будет футбольный клуб, то возьму.
– Чтобы опять слушать разговоры о зяте и конфликте интересов?
– Слишком узок круг специалистов, занимающихся футболом. А чем уже круг, тем сложнее найти квалифицированного менеджера. Кирилл – очень профессиональный человек, это не всем дано. Не все умеют видеть футболиста.
– Когда поняли, что Котов – профессионал?
– Не сразу. Сначала возникали споры. Потом обратила внимание: дело говорит. Многие забывают, что Кирилл пришел в клуб не зятем. Да и про дочь мою много чего придумывают. Например, она никогда не получала 10 тысяч евро. Ее зарплата была как у всех работников ее отдела. Она даже говорила: «Мне бы газетную статью в кошелек положить».
– Говорили не про 10, а про 30 тысяч и личного водителя.
– Она получала 55 тысяч рублей грязными. И у нее никогда не было водителя. Она с 18 лет водит машину. В 16 лет сдавала на права. Вынесла нам с отцом весь мозг, мы говорили: «Все равно тебе их не дадут». Но, видно, в дедушку пошла, у нее большие способности к вождению. Она на ралли могла бы выступать. Так что слова про водителя – цирк! Кстати, она ушла из клуба из-за этой бесконечной лжи. Не выдержала, хотя очень любила работу.
– То, что майку с Путиным Тарасову посоветовали вы, – тоже цирк?
– Конечно! До сих пор загадка, почему появилась эта ложная информация. Я слушала «Эхо Москвы», и то, что заявил Венедиктов, меня потрясло. После этого отношусь к нему по-другому. А Тарасова я тогда очень ругала. За шесть лет я впервые вышла из себя. Кричала: «Кто тебе позволил это на футбольном поле?»
В команде ведь никто не знал о его намерении. Он прятал футболку. Потом объяснял: «Я вот так хотел выразить поддержку» – «Да на здоровье! Выйди после игры со стадиона, встань и выражай уважение и поддержку! Но на поле никаких акций проводить нельзя, это запрещено регламентом».
– Когда-нибудь еще так реагировали?
– Никогда не кричала на команду даже из-за плохих результатов. Игроки боялись другого: «Ой, сейчас приедет, будет молчать». Орать мне не свойственно, не мой характер.
– Откуда пошли слова про гречневую кашу и черную икру ?
– Футболисты про это не говорили.
– Беляев говорил про икру.
– Ему действительно посоветовали ее, и мы давали. Но ведь не каждый день.
Про все остальное… Знаете, в футболе много притянутых за уши авторитетов, голых королей. Со мной этим «специалистам» было безопасно бороться. Поэтому я становилась легкой мишенью для всяких сплетен. Я уже устала отвечать, что команда ни разу не ела гречневую кашу. Но кому-то ведь это надо.
– «Пошире – поуже» в Лозанне – тоже неправда?
– При Семине я никогда не входила в раздевалку. И, естественно, никогда не указывала, что делать на поле. Если я сейчас пью чай, я могу сказать, хорошо он заварен или плохо. Но я не знаю, как его заваривали. Точно так же я могу судить о качестве игры, но не скажу, почему команда так сыграла. В этом должен разбираться тренер.
– Почему вы именно при Семине не входили в раздевалку?
– Потому что не видела в этом смысла.
– Вы родились в семье военнослужащего. Это повлияло на ваш характер?
– Конечно. Личность каждого человека формирует семья.
– Ваш отец пострадал после перелета и ушел из авиации. Что конкретно произошло?
– Он облетал новый тип самолета – бомбардировщик дальней авиации. То есть после того, как летчики-испытатели полетали и сказали, что конструкция готова, нескольким полкам предоставляли на облет эти машины. Так дали и отцу. В итоге разбился почти весь его полк, а папа вместе с командиром приземлился в горящем самолете. Чудом выжил. Это случилось в 1960-х, тогда людей особо не жалели.
– Кем работала мама?
– Учителем математики и директором школы. Она была очень яркой личностью. В 15 лет без согласия отца, моего деда, переехала из Тюмени в Ригу к тете, поступила там в техникум, потом в университет на мехмат.
– Вашим учителем в школе музыки был Ростропович. Попадало от него прилично?
– Дело в том, что я заканчивала класс фортепиано, а Ростропович вел оркестр – это случалось раз в месяц. Репетиции оркестра я ненавидела. Для пианиста это всегда большое испытание. Неправильно вступил, и все понимают, что тут твоя ошибка. Когда что-то не получалось, дирижер говорил: «Ну, вот опять». Но Ростропович был другим.
– Каким?
– Он никогда и никому не сделал ни одного замечания. Только смотрел, чтобы дать понять, что увидел, кто накосячил. И поехали дальше. Он никого не унижал. Такое уважение, такую деликатность я увидела впервые в жизни. Хотя мы были никем по сравнению с ним.
– Вы ходили на курсы в МГУ, но поступили в Плешку. Почему?
– Мама лежала в реанимации, и я пропустила экзамены во все вузы. Осталась только вечерняя Плешка. Потом уже переводилась на дневной, плюс меня взяли на спецкурс в МГУ.
– И дальше перешли работать в Госплан. Не скучно?
– Да вы что! Там я испытала кайф, это было прекрасное время. Во-первых, пришла, когда стояли громадные ЕС ЭВМ, перфокарты набивали, и все хотели прорыва на электронном поприще. И вдруг Госплан купил первый мини-компьютер Wang. Нас на них даже не учили работать. А меня как отличницу попросили объяснить, что с этим делать.
– Объяснили?
– Больше того – к этому мини-компьютеру я написала первую программу на языке Basic. За 20 дней! Память там была всего 32 килобайта, а мне нужно было уложить информацию по всему СССР. Я консультировалась во всех своих университетах, укладывала информацию слоями, выгружала. В итоге программа работала 15 лет, потому что оказалась очень быстрой и удобной.
– Что она выполняла?
– Расчет капитальных вложений СССР по приростной фондоотдаче в разрезе 15 республик.
– Понятно.
– Это было прорывом. С тех пор каждый сотрудник отдела капитальных вложений мог работать не на счетах или арифмометре, а сразу на компьютере. Я ведь еще написала сервисное меню: «Входя, нажмите такую кнопку. Если хотите сделать это – такую-то». Потому что люди впервые все это видели.
– Как перебрались в политику?
– Никуда не перебиралась. Я работала менеджером в избирательных штабах нескольких партий. Первым опытом оказался штаб партии ПРЕС («Партия российского единства и согласия» – прим. Eurosport.ru), куда пригласил Шохин (президент Российского союза промышленников и предпринимателей – прим. Eurosport.ru), мы с ним давно знакомы. Шел 1993 год, первые выборы в Думу. В итоге я занималась всем – от социологических опросов до финансов. А партия набрала 6,5% голосов по России при барьере в 5% и прошла в Думу. Для организации, созданной за пять месяцев до выборов, это было достижением.
– До этого вы стояли на баррикадах за Ельцина.
– Да, как и многие тысячи москвичей. Правда, в 11 вечера всех женщин попросили уйти, и я ушла.
– Почему вам не нравился советский строй?
– Он закрыл творчество для всех. Мне хотелось свободы, и эту свободу нам дала перестройка.
– Одно время вы работали руководителем департамента международных связей департамента строительства мэрии. То есть были почти как Путин, только в Москве. Причем в то же самое время.
– Спокойнее со сравнениями, мой статус был ниже. То время я вспоминаю как очень сложное. Нефть стоила 15 долларов за баррель, отсутствовали живые деньги, расчеты проводились зачетом – я тебе сделал на три рубля, и ты так сделай. Поэтому поиск финансирования живыми деньгами был моей задачей. Сейчас это кажется невероятным, но тогда нам удалось привлечь EBRD (Европейский банк реконструкции и развития – прим. Eurosport.ru) для финансирования сложных проектов в Москве. Банк впервые пришел в Россию и выделил сразу 450 миллионов долларов.
– Как вы его заманили?
– По уставу, EBRD не кредитует государственные учреждения. Было бесполезно просить деньги на развитие проектов мэрии. Мы придумали целую схему – утвердили городскую программу по сносу пятиэтажек и строительству народного гаража. Нашли пять банков, которые удовлетворили критериям EBRD – ВТБ, ОНЭКСИМ, «Сбербанк», «Токобанк»... В итоге EBRD дал деньги банкам, а мэрия с ними подписала договоры под наши программы.
– То есть за снос пятиэтажек люди должны хвалить не Лужкова, а вас?
– Нет, конечно, это заслуга Юрия Михайловича. Моя задача была найти деньги. На финансирование из бюджета РФ рассчитывать не приходилось. Кстати, президент EBRD Жак де Ларозьер, когда подписывал кредитный договор, сказал, что это самый быстрый проект в истории банка. Мы получили кредит за девять месяцев – работали как сумасшедшие.
– Также вы были замом Ресина в департаменте строительства. Вам нравилось, как развивалась Москва?
– Это большой опыт. В такое сложное время мы как-то умудрялись строить. Я, например, работала в тот момент, когда возводили Храм Христа Спасителя, мемориальный комплекс на Поклонной горе, реконструировали Манежную площадь, строили театр «Новая опера».
– Памятник Петру ставили при вас?
– Да, и мне он очень не нравится.
– Вы ведь точно в курсе: Петр – это Колумб с другой головой?
– Точно это никому не известно. Зураб Церетели – очень талантливый менеджер.
– Каким человеком запомнили Лужкова?
– Энергичным, творческим, требовательным и быстро обучающимся. Когда брали кредит в EBRD, было много банковской специфики, и Юрий Михайлович очень вникал: есть ли лучше условия, как сравнить, как понять. Что еще запомнилось – мэрия работала как часы. На все письма мэру сотрудник аппарата получал резолюцию в течение суток. Поэтому меня очень удивило, что сейчас в РЖД ответ можно ждать и 30 дней.
– Позвонить не могли?
– Могла, и звонила в приемную. Но делала это крайне редко.
– В «Интерросе» вы работали с Прохоровым.
– И с Владимиром Потаниным, Андреем Клишасом, Дмитрием Ушаковым. Много людей, с которыми до сих пор общаюсь. Мы были такими молодыми, амбициозными, рвались в бой, хотели наладить серьезный бизнес. И сделали это. Работали круглосуточно в прямом смысле слова, но получали громадное удовлетворение от работы, это дорогого стоит.
– Прохоров мог наорать?
– Не слышала. Обычно у него другая реакция – он каменел. Становился злым и сразу же каменел.
– Часто хотели все бросить?
– Не раз. И в «Интерросе», и в «Локомотиве».
– Что останавливало?
– Не умею бросать дело на полпути. Обычно вкладываю много сил и души в рабочие процессы и хочу видеть результат.
– Вы говорили, ваше главное достижение в ЦСКА – выведение рынков с территории спорткомплекса.
– Одно из. Вообще, у меня много достижений в ЦСКА.
– Как вы выкидывали рынки? Как Собянин – пришли и снесли?
– Нет, конечно. Вы знаете, что такое рынки? Это очень серые структуры, много наличных, неучтенных денег. Это 2000-е годы, было очень опасно. Тут Черкизовский закрывали – случилось много проблем. А я закрыла три крупнейших рынка в городе и избежала столкновений и хаоса.
– В чем секрет?
– Выстроила понятный для всех постепенный процесс выселения. Сказала: «Закроем рынки через два года». Со всеми сумела договориться. Дала время, чтобы предприниматели могли найти другое место, построиться. Для этого заручилась поддержкой Министерства обороны, мэрии Москвы и Министерства спорта. Лужков выпустил специальное постановление. Без этих ведомств я бы с такой работой не справилась.
– Когда работали в «Локомотиве», не разговаривали с мэрией и РЖД о территории Черкизона?
– Зачем? Футбольному клубу ничего не принадлежит на праве собственности. Все во владении РЖД. Если компании что-то надо, она может выйти с предложением.
– Клуб был в минусе по организации матчей. Это нормально?
– А как иначе? Мы платили РЖД аренду за стадион. Не платить ее нельзя – с точки зрения государственного управления между различными компаниями бесплатных услуг быть не может.
– Сделать стадион прибыльным вне матчей – реально?
– Нет. Спортивные объекты, особенно крупные, убыточны. Это касается всех стадионов, включая «Уэмбли». Единственный выход – концерты. «Локомотив» первым провел на своем стадионе концерт Depeche Mode в рамках их гастрольного евротура. Организаторы оказались очень довольны. К сожалению, по разным причинам, это не удалось поставить на регулярную основу. А музеями, магазинами и конференциями такую махину не окупить.
– Как вы относитесь к государственному финансированию футбола?
– Не вижу другого способа существования региональных клубов. Нельзя ожидать самоокупаемости в условиях жесткого регулирования. Нужно убрать многие запреты.
– Выживут несколько клубов. Может, с остальными сделать, как с автопромом, – умер и умер.
– Тоже рыночный подход. Но по такой логике все можно закрыть. Я думаю, что надо идти другим путем – увеличивать внутреннее потребление. Это азбучная истина экономики – надо заставить страну потреблять. Стимулирование внутреннего спроса даст толчок к развитию всех сфер.
– Хотя бы зарплаты в футболе можно снизить?
– Это даст кратковременный эффект. Надо проводить комплекс реформ, а не уходить в серые схемы при выплате зарплат.
Лучше как можно скорее убрать лимит. Когда его ослабили на одну позицию, зарплатные ожидания русских футболистов резко снизились. 29 стран Евросоюза не считаются легионерами друг у друга. Это здоровая конкуренция, она способствует прогрессу игроков. Мертенса я приглашала на 700 тысяч евро в год, а наш игрок требовал в два раза больше. Об уровне мастерства даже не говорю.
– Вы верующий человек?
– Скорее, да. Я редко хожу в церковь, но это и разные вещи – верующий и воцерковленный. Я считаю себе верующей.
– Помогаете благотворительным фондам?
– Да. И очень хорошо, что сейчас к благотворителям относятся с большим уважением. Потому что раньше в общественном сознании было: «Ой, они там что-то крутят». И переломный вклад в этот процесс внес фонд «Подари жизнь» Чулпан Хаматовой. Они очень много сделали для изменения отношения гражданского общества к благотворительным организациям.
– С игроками эту тему обсуждали?
– Да, не раз. И они жертвовали много денег. Делали это искренне, от души, никто себя не пиарил. Мы и кровь сдавали. Причем когда я обращалась, отказа не получила ни разу. Ребята молодцы, я горжусь ими.
