Никита Карлицкий начинал работать нейрохирургом. Потом переключился на спортивную медицину, вслед за братом. Когда узнал, что школе «Локомотива» требуется врач, попробовал себя там. В результате прошёл путь врач школы – главный врач школы – врач дубля – врач основы. В главную команду Карлицкий попал ещё при Кучуке и работает с основой до сих пор.
Касаев сгонял вес экстремальными способами (зря!)
– Вы стали работать с главной командой ещё в эпоху президентства Ольги Смородской. Многие говорили, что она вникала в детали всего. Это касалось и медицины?
– Ольга Юрьевна любила всё контролировать, в том числе и медицину. Общалась с нами постоянно. Мы ей лично докладывали обо всём. Ни одного серьёзного решения без неё не принималось.
– Насколько при этом она разбиралась в медицине?
– Довольно неплохо. У неё же есть медицинское образование, спорила аргументированно. Иногда её можно было в чём-то убедить, иногда – нет.
– При Кучуке в «Локо» взяли Алана Касаева. Насколько масштабны были его сложности с лишним весом?
– Да, большая проблема. Быстро набирал вес и всячески старался его согнать. Причём не всегда адекватными методами. У него же много знакомых борцов – пробовал сгонять вместе с ними. Бегал по жаркой погоде в тёплой одежде, потел. Этот метод хорош, только если нужно быстро скинуть, но потом сразу набираешь. Касаев – приятный парень, но эта ситуация его тяготила, и он уходил в экстремальные вещи, потому что любит футбол и хотел играть.
– Какие?
– После очередного экстренного похудения, о котором он нам не рассказывал, Касаев был не в состоянии тренироваться около пяти дней – сразу сводило руки и ноги. Восстанавливал свой электролитный баланс: изотониками, микроэлементами и прочим. Советую футболистам никогда не прибегать к этому методу. Тем более что таким образом всё равно ничего не добьёшься. Просто скинете воду, которую наберёте через считаные дни. Ничего, кроме вреда, не получите.
– Насколько вес Касаева был далёк от оптимального?
– Мог приехать на сборы с +5-6 кг. Довольно быстро сгонял их и даже мог уйти в минус, потом снова немного набрать. В сезоне он, как правило, держал свой вес в рамках, очень старался. Тщательно следил за собой, постоянно взвешивался.
– Сколько должно быть лишних килограмм, чтобы это сказывалось на футболисте?
– Тут индивидуально. Кто-то чувствует даже один килограмм. Я бы сказал, что два уже сказываются. Ну а три заметит практически любой игрок. Тут важно понять свой нормальный вес. Низкий – это ведь тоже плохо. Бывает, что сгонишь вес и просто не можешь бегать из-за истощения. Но в пределах плюс-минус двух кило серьёзных трудностей быть не должно.
– Насколько эта проблема актуальна для сегодняшнего «Локомотива»?
– Четыре года назад после отдыха приходило 5-6 человек с лишним весом. Сейчас за последние полтора года фактически нет ни одного такого футболиста. Ну, может, один. После карантина все были в пределах двух кило от оптимального веса. Всё зависит от профессионализма. Например, Чорлука до фанатизма следит за питанием. Человек, который даже в отпуске контролирует свой вес на 100%.
– Фарфан пришёл с каким весом?
– Почти 9 лишних кило. Справлялись за счёт диеты и специальных тренировок. Тут надо понимать: стандартная диета неприменима к футболисту. Некоторые девушки, грубо говоря, переходят на одну воду и радуются, что похудели. Игроки же в таком режиме просто не смогут тренироваться. Им нужно грамотно подобранное индивидуальное питание. Это позволит сжечь лишние калории за счёт интенсивных тренировок. Нужно находить баланс, при этом у каждого человека он свой.
– В клубах РПЛ разные ограничения по еде?
– Знаю, что в одном клубе раньше орехи выдавали индивидуально в строго отведённом количестве. У нас такого не было, хотя мы следим за питанием. Оно у нас на базе разнообразное. Выглядит, может быть, даже не по-спортивному, а по-домашнему. При этом у нас идёт замена продуктов. Например, нет майонеза, а только греческий йогурт.
– Большая разница?
– Майонез – 600 килокалорий, а греческий йогурт – 60. В наших десертах в 2-3 раза ниже содержание сахара, а все крема – взбитый творог. Много овощей, фруктов, сухофруктов, орехов. Еда в основном готовится на гриле или на пару, без добавления жиров.
– Я слышал, что у Чорлуки есть проблемы с игрой на морозе и на синтетике. Это так?
– С искусственными полями проблемы есть у всех иностранцев, которые раньше играли только на натуральных газонах. Наши дети в школах бегали на синтетике и хоть как-то адаптированы к ней.
– Как-то меняется подготовка к матчам на искусственном поле?
– Нет. Просто учитываем некоторых футболистов и закладываемся, что после игры им, возможно, потребуется на 1-2 дня больше для реабилитации.
Фарфан прилетел из сборной, а правая ягодица в полтора раза больше левой
– У вас когда-нибудь расходилось мнение среди врачей «Локомотива»?
– В этом вся прелесть. Медицина – наука не очень точная. Даже шутят: медицина – самая точная наука после философии. Наличие нескольких врачей помогает найти истину. У нас на контакте несколько ведущих специалистов в мире. Люди в Финляндии, Италии, Испании, Германии. По любому вопросу можем получить мнение специалистов за 1-2 дня. Иногда и вовсе за несколько часов.
– Бывало, что вы не соглашались с врачами сборной по футболисту «Локомотива»?
– Да, такое встречается. Были большие проблемы с Фарфаном, когда он возвращался из национальной команды. Мы даже подсчитали: после шести поездок в сборную он в пяти случаях пропускал от недели.
– Как это происходило?
– Он получал какое-то незначительное повреждение. Ему там врачи говорят: всё нормально, пройдёт, лети в Россию, а здесь он оказывается уже с приличным отёком. Один раз был забавный случай. Кажется, как раз в том матче, когда его гол помог выйти на ЧМ-2018. Фарфан тогда упал на ягодицу и сильно ударил правую область. Ему сказали, что всё пройдёт и можно идти праздновать. Приезжает к нам, а у него одна ягодица в полтора раза больше другой. Играть он не мог – какое-то время мы его восстанавливали.
– По Рыбусю у вас ведь тоже было недопонимание с врачом сборной Польши?
– Да, была ситуация. Врач сборной считал, что Рыбусю необходима серьёзная операция по поводу паховых проблем, и немедленно. Мы были всегда против и сразу сказали: «Нет». Плюс отправили данные в несколько стран – в Финляндию и Германию. Два немецких профессора сказали, что ни в коем случае нельзя такую операцию делать. В Финляндии нас тоже поддержали.
– В результате игрок прислушался?
– Конечно. Обошлись в зимнюю паузу лишь небольшой операцией – принципиально другой, менее травматичной. В результате защитник восстановился и играет без проблем.
– Врач клуба, врач сборной, игрок – за кем вообще последнее слово?
– Мы стараемся договариваться с футболистом. Мнение врачей сборной в данном случае носит лишь рекомендательный характер. У игрока контракт, и там прописано, что тактику лечения определяет клуб. Хотя мы никогда не ставим себя так: мы решили, а ты выполняешь. Вместо этого разговариваем, показываем, убеждаем.
Футболистов не всегда снимают с игры при сотрясении мозга
– Вы один из немногих врачей РПЛ, кто сам сразу зашивает футболистов. Обычно ведь с разбитым лбом везут куда-то.
– У меня же очень большой опыт в этом. Если я могу сам сделать, то зачем куда-то отправлять?
– Так важна оперативность?
– Чем быстрее промыть и зашить рану, тем меньше вероятность инфицирования. Это ещё и лишнее время для футболиста. Вместо того чтобы ехать куда-то в больницу, он отправляется домой, и у него появляется больше времени на по сон, восстановление.
– Зашиваете прямо в раздевалке?
– Да, без проблем. У меня есть всё необходимое, чтобы было стерильно, все инструменты, анестезия. Зачем ехать в травмпункт, если у игрока лишь 1-2 шва? Хотя был и случай с Кверквелией. Ему соперник наступил на голову и шипом порвал кожу на затылке, рана оказалась длиной примерно в 13 сантиметров.
– Даже тут вы зашивали сами?
– Конечно. А что такого?
– Вроде врачи клубов не берутся за такое.
– Я же нейрохирург. У меня тут есть опыт. Много ран зашил в своё время. Так что умею. Да и ребятам нравится. Они довольны, что швы тоненькие, их практически не видно, и никуда ехать не надо.
– В 2015 году в Кубке России Логашов сильно получил по голове и чуть ли не с сотрясением играл.
– Не всегда большая шишка на голове или рваная рана свидетельствует о сотрясении. Плюс футболисты намного проще переносят сотрясение, потому что регулярно бьют головой по мячу. Само сотрясение мозга ещё не так страшно. Хуже, если пропустить ушиб головного мозга. Насколько я помню, серьёзного развёрнутого сотрясения у Логашова не было.
– А как вообще оценивать тяжесть удара по голове?
– Для этого и есть врач, который смотрит на реакцию зрачков и общается с футболистом о самочувствии – понимает ли игрок, где находится, насколько у него чёткое зрение. Есть симптомы и определённые реакции, по которым определяется, может ли футболист продолжить или его надо срочно менять. Если остаётся до конца матча 10-15 минут и это похоже на незначительное сотрясение, замен нет, то можем и оставить в игре – решение принимается по ситуации. Вот если человека мутит, голова кружится и взгляд не может сфокусировать, то, конечно, тут уже не до футбола.
Один из игроков «Локо» так загорел на солнце, что пропускал матчи
– В ЦСКА был такой футболист Рамон. Он получил травму, потому что ходил дома босиком и решил ногой отбросить стекляшку. А у футболистов «Локо» случались какие-то глупые бытовые травмы?
– Месяц назад один игрок решил приготовить мясо и серьёзно порезал себе руку – уронил острый нож. Пришлось швы накладывать.
– Матч пропустил?
– Нет. Кряхтя, через боль играл. Футболисты ведь такие же люди, как и все. У каждого может что-то случиться. Поэтому в контрактах указан целый список видов спорта, которыми им нельзя заниматься.
– Лыжи?
– Конечно. Вспомните бедного Шумахера.
– С какими ещё бытовыми травмами сталкивались у футболистов?
– Ожоги.
– Из-за костра?
– Нет, в бане и у конфорки. Некоторые любят готовить, но конфликтуют с кухней и острыми предметами.
– А было такое, из-за чего приходилось пропускать матчи?
– Один игрок постоянно улетал в тёплые края. Так, отдохнуть на три дня, пока перерыв на матчи сборных. Возвращался обгорелый, с температурой, чуть ли не в сметане потом лежал. Имя не буду называть, чтобы он не обижался.
– А давно это было?
– Примерно три года назад. Потом всем сказали: если летите куда-то, то не спите на солнце — иначе будут санкции.
Ротенберг восемь месяцев пил антибиотики, не тренировался, и от мышц мало что осталось
– Обычно после травмы «крестов» футболисты возвращаются через полгода. Почему Джорджевич выбыл на год?
– В марте у нас была игра в Ростове. После неё в команду должны были вернуться Фарфан, а ещё через неделю Джорджевич. Потом всё закрылось на карантин, и ни у кого не было возможности нормально тренироваться. В изоляции максимум – это велотренажёр. А им нужно работать на поле – принципиально другая нагрузка. Фарфан ещё умудрился заразиться коронавирусом. Потом Джорджевича увидели, а у него мышцы атрофировались. Он не смог поддержать их за счёт бега – все парки закрыты, людей ловят. Он и сам не хотел выходить, потому что боялся заболеть. Соблюдал режим, но мышечный объём пришлось набирать заново.
– И тут новая травма?
– Да, повредил бедро на одной из тренировок. Вышел, вроде всё нормально, начал бить по воротам, но тут случилась эта мышечная травма. Может, переработал.
– Борис Ротенберг уже фактически два года травмирован. Это связано с неудачным лечением в итальянской клинике Villa Stuart. До этого там же столкнулся с проблемами Виктор Васин. При этом Джикия, Зобнин и Баринов всё равно едут именно туда.
– Там неплохой хирург по работе с коленными суставами. Касательно Ротенберга – такое случается. Любая, даже самая простая операция — это риск: всегда что-то может случиться с оборудованием или могут занести инфекцию. Международная статистика говорит, что вероятность инфицирования во время операции – 0,04%. В США видел статистику, что около 500 человек в год умирает из-за отказа оборудования. Это речь только про плановые операции.
– Что именно пошло не так в случае с Ротенбергом?
– Во время операции колено Бориса было инфицировано. Увы, такое бывает. Это жестокая статистика.
– Какие теперь сроки по Ротенбергу?
– Мы планируем его выход в общую группу на декабрь 2020 года. Он долго не мог заниматься, а футболисты быстро теряют объём мышечной массы. Если обездвижить ногу спортсмена, например, наложить гипс на месяц, то игрок теряет до 50% мышечной массы. А тут такой большой срок и мало что осталось от мышц. Восемь месяцев пил антибиотики и не мог тренироваться. Были операции по чистке сустава. Важно, что докторам в Барселоне удалось сохранить связку. Иначе ему бы сейчас предстояла ещё одна операция. Радует, что сейчас связка выглядит неплохо, приросла, прицепилась. Борис старается, надеемся на лучшее.
Карлицкому стало противно после суда с Тарасовым
– Дмитрий Тарасов лечился так, что история стала скандальной и дошла до суда. Дело выиграл футболист, а вы имели отношение к этому процессу. Расскажите, пошагово как всё происходило?
– У меня накипело – расскажу правду. Дима получил небольшую травму – повреждение икроножной мышцы. Ему было сказано, что надо восстановиться полностью. Есть такие повреждения, которые не болят. У нас был один футболист, у которого 80% мышц оторвало, а он говорил лишь о дискомфорте. Поэтому мы делаем МРТ, УЗИ и наблюдаем. Вот у Димы был как раз тот случай: повреждение есть, а боли нет. Разрыв подтвердили всеми методами диагностики, и мы ему говорили, что до тренировок всё должно зажить. Иначе можно усугубить травму.
– Убедили?
– Мы его со скандалами сдерживали, но он всё равно вышел недолеченный. У него до конца контракта оставался месяц, и он пытался получить новый. Говорил: «Это под мою ответственность, я буду рисковать, я взрослый человек, мне надо играть, нужен новый контракт». Убедил Юрия Палыча, что у него всё нормально, а доктора просто ничего не понимают. В результате Дима вышел и получил травму. Причём точно такую же на неделю раньше получил Хёведес.
– Это просто совпадение или системная проблема?
– Трудно судить о системной проблеме в команде. У Бенедикта травма усталостная, потому что он всегда был в стартовом составе, а у Тарасова явно другая причина. Вообще, ахиллы и мышцы голеней – его слабое место из-за роста.
– Как планировали лечить Тарасова?
– Сразу ему сказали, что у него один в один как у Хёведеса – будем лечить консервативно. Это было прям перед отпуском. После такой травмы две недели нужен только холод и покой. Дима вместо покоя начал что-то искать.
– В каком плане?
– Пошёл к специалисту в Москве, который сделал УЗИ и должен был просто сказать: «У вас вот вот это и это». А он начал рассказывать, что травма серьёзная и надо оперировать. Хотя есть и мировая статистика, что при оперативном лечении мышц вероятность рецидива всего на 1-2 процента отличается от безоперационного лечения. И то в сторону нашего варианта! Считайте, нет разницы, что так, что так. Я объяснял Диме, что ему нужно. Он сначала согласился, потом послушал специалиста УЗИ, который даже не имеет права советовать лечение. Дима сказал, что хочет полететь в Villa Stuart на консервативную реабилитацию. Звонит оттуда и говорит: «Мне и здесь сказали, что надо оперировать».
– Что ответили?
– Сказал, что я против. Дима продолжил говорить, что у него вот-вот закончится контракт и решение принимать ему. Мы несколько дней разговаривали по телефону. Причём по 40-50 минут. Я объяснял, что есть статистика. Более того, сказал ему, что договорюсь с Василием Санычем (Кикнадзе. – Прим. «Чемпионата»): «Ты полетишь с нами на сборы в Австрию. Гарантирую, что ты сможешь приезжать на базу каждый день и проходить реабилитацию, пока не вернёшься в общую группу. Даже учитывая завершившийся контракт. Бесплатно, просто за счёт хорошего отношения. Мы медштабом даже проговорили, все были готовы специально оставаться после работы.
– Тарасов не согласился?
– Нет. «Я взрослый мужик и принимаю решение, что буду оперироваться. Беру ответственность на себя. Мне от клуба ничего не надо, сам всё оплачу». Я ещё раз сказал, что категорически против, но он: «Это моя жизнь, я так решил». Я ему в переписке написал: «Хорошо». В том плане, что раз так решил, то что поделать – раз ты несёшь всю ответственность и расходы, то хорошо. В том плане, что у меня не получилось тебя переубедить. А на суде уже пошло, что ему никто ни разу не объяснил, что его все бросили, он сам себя спасал, а разговора про реабилитацию будто и не было. Хотя я два дня ему это предлагал и клуб оплачивал бы и перелёты, и проживание. Мы были готовы помогать, а на суде звучит вот такое. Самое смешное, что человек сидит и врёт ради каких-то 10 тысяч евро. Неприятно.
– В результате Тарасов вылечился своим способом?
– Да. Только Хёведес уже стал тренироваться с командой, а он всё ещё ходил на костылях. Чего он добился, я так и не понял.
– А почему Villa Stuart тоже предпочла операцию?
– На самом деле Villa Stuart интересно ответила Тарасову, что и без операции может зажить, но с ней, возможно, будет менее вероятен рецидив. Хотя статистику я вам привёл, и она не в пользу операции. Наверняка в клинике хотели только лучшего для игрока, но Дима повёл себя крайне некрасиво и очень обидел.
– Почему?
– Потому что всё время кричал, что это его ответственность. Это касалось и операции, и выхода на поле, когда он получил травму. Он говорил, что за это отвечает, а по сути за это отвечать пришлось мне.
– Ваше сообщение со словом «хорошо» стоило клубу проигранного дела в суде. Вам тогда досталось от руководства
– Меня не оштрафовали, но объяснили, что нужно быть внимательнее и не настолько доверять людям. В той ситуации ведь все всё знали. Игроки и тренеры видели отношение, но юридически… И ладно бы миллионы, но 10 тысяч для футболиста, и вот так поступать – очень противно стало.
– Вы ведь дружили раньше?
– Да, отлично общались. Я к нему домой ездил, лечил его родных, если нужно было. Сейчас мы уже, конечно, не общаемся. Последний раз разговаривали на суде.
– С Коломейцевым противоположная история?
– У него были проблемы с тазобедренным суставом, и большинство клиник отказалось им заниматься. В Испании ему всё-таки сделали операцию, и доктор дал 1,5-2 года. В результате футболист мог тренироваться и играть два года. Саша готовился к тому, что в какой-то момент потребуется другая операция. Так совпало, что боли вернулись как раз к окончанию его контракта. Клуб его не бросил и взял на себя все расходы, организацию операции и дальнейшую реабилитацию.
– Почему операция прошла только сейчас?
– Из-за пандемии. Очень тяжело получить испанскую визу и попасть именно к тому доктору, который его лечил несколько лет назад. Почти полтора месяца ушло на бюрократические моменты, но всё закончилось хорошо – недавняя операция Коломейцева прошла успешно, боли полностью ушли, на днях снял швы. Сейчас Александр проходит реабилитацию у нас на базе.
Оставить травмированного Баринова на поле – совместное решение игрока, врача и тренера
– Как восстанавливается Баринов?
– Отлично идёт по плану. У него интенсивные тренировки – занимается по два раза в день. Игрок прогрессирует, колено не воспалено. Тьфу-тьфу-тьфу, вроде всё хорошо. Готовим его к началу февраля. Вероятно, на втором сборе присоединится к команде. Первый у него будет не слабее по нагрузкам. Может, он даже попросится на первый сбор с основой, но ему нужно сначала позаниматься отдельно.
– Говорят, у Баринова от природы отличное здоровье. Это так?
– Да. А ещё большая мотивация. Он готов играть и работать через боль и не будет халтурить. Даже приходится немного одёргивать. Хочет больше нагрузки, но говорим, что пока рано.
– Он уже занимается с мячом?
– Нет. На этом этапе важно не перегрузить колено. Связка должна прирасти, иначе может быть рецидив. Есть куча упражнений без мяча, чтобы закачать мышцу и повысить выносливость – бассейн, велосипеды и другое. Работает по 4 часа в день, а иногда и больше.
– Заряженность Баринова сыграла против него, когда он ещё 10 минут носился по полю с травмированным коленом? Он мог из-за этого доломаться?
– Принципиально – нет. Когда случилась травма в матче со «Спартаком», мы начали готовить замену. Магкеев пошёл разогреваться, а Баринов сказал, что пока потерпит. Не было до конца понятно, что это разрыв «крестов», но по механизму травмы было очень похоже. То, что он продолжил играть, вряд ли сильно усугубило. Постепенно мышечный спазм сошёл, и он начал чувствовать боль.
– Почему всё-таки не заменили Баринова сразу?
– У Баринова сильные мышцы, а существует синдром выдвижного ящика. Его не было у Баринова. То есть по механизму было похоже на повреждение «крестов», но прям уверенности не было. На момент моего осмотра колено было стабильное. Боль, которая возникла в момент травмы, ушла. Игроку сказали, что, скорее всего, у него «кресты» и нужно менять. Я об этом сказал тренеру. Магкеев начал готовиться, но ещё не разогрелся достаточно. Если бы вышел таким, то мог бы тоже получить травму. Баринов, понимая ситуацию, решил дать немного времени, а потом уже заменился. Могло ли усугубиться? Учитывая стабильность колена – маловероятно. И по факту ничего не усугубилось. Иногда футболисты играют вообще без крестообразных связок – просто за счёт сильных четырёхглавых мышц. У Баринова эти мышцы очень сильные. Оставить – это было совместное решение: моё, игрока и тренера. Дать немного времени, чтобы команда не осталась в меньшинстве.
Карлицкий ушёл работать в ковидную клинику, не предупредив
«Локомотив»– В этом году вы работали в больнице во время пандемии. Как появилась эта идея?
– В клубе все находились на изоляции, вопросы решались дистанционно. Мне позвонил брат и сказал, что требуется много врачей. Из ЛОР-центра сделали ковидную – местные врачи заболели и требовались новые. Вот мы с братом и пошли. Хотелось получить этот опыт. Одно дело что-то читать в интернете, а другое – самому прочувствовать.
– Вы подробно рассказывали, как там работали. Единственное, вы ещё не рассказывали, как договаривались с «Локомотивом» о параллельной работе.
– Я понимал, что мы ещё месяц-полтора проведём на изоляции. Пошёл работать в клинику втихаря, что не очень правильно. Потом пришлось признаться Кикнадзе.
– Как он это воспринял?
– Я был приятно удивлён, насколько спокойно отреагировал. Вообще, в клубе получил большую поддержку. А признался я лишь спустя примерно две недели, когда обсуждали с клубом, как выходить из карантина, собирать анализы и соблюдать протоколы.
– Успели вернуться к работе в «Локо» вовремя?
– Почти. Отработал месяц, потом провёл две недели на карантине и вышел буквально на три дня позже. На моей работе с командой это не сказалось.
– Вы лечили от коронавируса не только игроков «Локо», но и помогали другим сотрудникам клуба?
– Да, это нормально. Мне звонили несколько раз по поводу родственников – я консультировал или ещё как-то помогал.
– Мы слышали, что агроном стадиона «Локо» Владислав Лысенко тоже переболел.
– Он заболел ещё во время карантина, и я его как раз к себе в отделение и положил. Кирилл Брейдо (директор по связям с общественностью «Локомотива». — Прим. ред.) тоже переболел ещё на первом этапе карантина – он дома вылечился. У нас во время первой волны многие переболели, но они вдвоём тяжелее других. Тьфу-тьфу-тьфу, все выкарабкались.
