Я один из тех, кто долго защищал проект Ральфа Рангника в «Локомотиве». Главная мотивация — за этим было чертовски интересно следить. Это не слепая защита: у меня не было никакой уверенности, что идея заработает, плюс сильно не хватало четких разъяснений действий и возникали сомнения в уровне мотивации немцев в РПЛ.
Рангник отказывался брать на себя ответственность за увольнение Марко Николича и небрежно общался с журналистами (без конкретики и уточнения, как именно в России заработает любимая мантра: «Надо покупать молодых, надо давать им игровое время, тогда их стоимость будет расти»). Уходя в «Краснодар», Гжегож Крыховяк обвинял немецких боссов проекта во лжи. Клуб, в свою очередь, на ровном месте организовал драму вокруг должности Ральфа — долго не могли прояснить, работает он директором по спортивному развитию или внештатно консультирует.
Без сомнений, воплощать проект можно было значительно лучше. Иногда даже казалось, что дело в банальном пофигизме. А может, и не казалось, учитывая, как Ральф ухватился за возможность временно тренировать «МЮ» (не его любимая работа и совсем не подходивший его стилю состав), а Ларс Корнетка, оставаясь сотрудником «Локо», проводил рабочее время на телефоне с Рангником, обсуждая проблемы «Юнайтед». The Athletic писал, что, помимо прочего, он помогал Ральфу с анализом матчей в прямом эфире — при том что весной игры «Локо» и «МЮ» пересекались три раза.
Итоговое впечатление: Рангника и его команду Россия всерьез не интересовала (результаты тут не влияют на репутацию, а заработать можно), но комплект их услуг настолько лучше среднестатистического проекта РПЛ, что даже при всех ограничениях могло сработать. Дополнительной сложностью стало приглашение игроков нужного профиля в Россию — они ехали, но ниже классом, чем в европейский клуб с аналогичными ресурсами. Но даже такие иностранцы могли расти при попадании в нужный игровой стиль (а подбирать футболистов под стиль люди Ральфа умеют).
На старте проекта аргументы были в обе стороны. Я просто с интересом следил за динамикой. Полгода назад самым страшным сценарием казалось схлопывание немецкой стратегии на фоне нехватки стартовых результатов. Психанули, нашли козла отпущения, тут же перезапустились — как это, увы, часто бывает в РПЛ.
Курс Рангника — с четкой философией игры и трансферными планами — в принципе предполагает болезненные изменения на старте и может сработать только в долгосрочной перспективе. И успешные сценарии, и провальные запускаются одинаково тяжело. Самое глупое, что можно придумать — сделать стартовый шаг, но переобуться, потому что в первый сезон результаты вдруг стали хуже.
Продолжить работать с Марко Николичем вообще без Рангника и ко было бы уместно и логично, но слегка скучно. План Рангника — тоже уместный, в меру логичный и безумно интригующий. А вот начало пути Рангника и отказ от него через полгода-год — страшный провал.
В нормальных условиях лидерство по интенсивности прессинга (PPDA) и спад в таблице были бы эталонным итогом переходного сезона из учебника Ральфа. Уже прослеживается стиль, футбол будет улучшаться на фоне знакомства команды с принципами и приглашения игроков под них. Но это в нормальных условиях.
24 февраля прилетел черный лебедь. Условия кардинально изменились. Россия исключена из еврокубков, которые в работающем сценарии служили бы основной предпродажной витриной. Маркус Гиздоль — стилистически правильный, но посредственный тренер — покинул страну, даже не попрощавшись с командой.
Покупать игроков из Европы стало в разы труднее, при том что в первый год проекта все легионеры приезжали в «Локо» именно оттуда (вероятно, этот рынок люди Рангника знают лучше). И без того трудно реализуемая модель вмиг стала невозможной. Потенциал новой стратегии «Локомотива» изначально сковывал проигрыш в конкуренции европейским клубам (рынок для условного «РБ Лейпциг» и «Локо» не равен), а сейчас потенциальная зона поиска радикально сократилась, в ключевых странах — практически свелась к нулю.
Выстраивать нужный футбол с опорой на российских игроков — сомнительная идея. Стиль предполагает агрессивный зонный прессинг и сверхкомпактность. Эти вещи стали базовыми в Германии — после революции с Ральфом в роли одного из вдохновителей их стали объяснять в академиях, а тренеры из академий все чаще получают шансы в Бундеслиге.
В России иначе обучают. Даже сильным футболистам, в отличие от среднестатистических европейцев, не растолковывают, что такое cover shadow (прием для давления на двух соперников усилиями одного своего игрока — одного прессингует, а на другого перекрывает линию паса). Обучать азам многих придется уже в клубе. А кто этим будет заниматься? Ведь и тренеры в России отстают от многих европейских коллег методически и философски. Круг поиска сузился. Уровень лучшего тренера, который работает в нужном стиле и которого при этом может подписать «Локомотив», сильно упал.
Предполагалось, что Гиздоль будет сносным переходным тренером в ожидании лучшего доступного варианта на рынке. Он и правда оказался переходным, но в другом направлении — к своему ассистенту Марвину Компперу, которого из-за нехватки лицензии приходится прикрывать другими именами.
Что подводит нас к важнейшему для осмысления ситуации в «Локо» понятию.
В 2002 году Даниэль Канеман получил Нобелевскую премию за применение достижений психологии в экономике. Именно из его работ выросло направление поведенческой экономики, где есть термин «неприятие потери» (loss aversion). Допустим, перед вами выбор между потерей 3 тысяч долларов со 100% вероятностью и 4 тысяч, но с 80%. Среди вариантов есть математически более выгодный — первый. Грубо говоря, выбирая 10 раз подряд первый вариант, теряешь 30 тысяч (3*10); выбирая 10 раз подряд второй, теряешь 32 тысячи (4*8).
Парадокс (когнитивное искажение) в том, что большинство людей по иррациональным причинам выбирают перспективу потерять 4 тысячи, цепляясь за шаткую надежду из-за 80-процентной вероятности. Более того, даже если ухудшать условия (например, 3 тысячи со 100% против 6 тысяч с 80%), все равно прослеживается склонность к заведомо невыгодному варианту, если он дарит надежду.
По сути, «loss aversion» — просто научное описание принципа, который лежит в основе работы любого казино. Возможно, более близкий к ситуации «Локо» пример — начинающие инвесторы, которые приходят на рынок ценных бумаг с принципом «Никогда не продавать дешевле, чем купил». Они держатся за них, даже если появилась новая информация и нет никаких предпосылок к возвращению на уровень цены покупки. Выбирая между принятием потерь и еще большими потерями, они ставят на второе, даже имея полную информацию о состоянии и перспективах рынка. Иррациональный выбор, который основан лишь на «неприятии потерь».
В начале лета «Локомотив» находился на схожей развилке. Отказ от проекта Рангника означал бы потери — денежные (за последние два окна потрачено больше 40 млн евро) и репутационные. Продолжение проекта в текущих условиях — это еще большие потери, но с мизерной вероятностью довести его до конца (должно сойтись абсолютно все: Россия снова в еврокубках + возвращение старого отношения европейцев к переходам в РПЛ — и даже в таких условиях придется полагаться на отсутствие управленческих ошибок у менеджеров «Локо», хотя раньше их хватало). Пожалуй, тут даже не 20% надежды под большие риски (как в примере), а меньше 1%.
На прошлой неделе клуб назначил формальным тренером Йозефа Циннбауэра, в очередной раз прокричав миру: «Мы все еще идем путем Рангника. Даже если речь о простом назначении тренера под лицензию, мы все равно идем этим путем».
Увы, на практике сейчас это уже имитация пути.
Летом 2021-го вопрос был таким: способна ли модель Рангника работать в российских реалиях? Теперь вопрос формулируется совсем иначе: способно ли понимание Томасом Цорном модели Рангника работать в условиях изоляции российского футбола? В первом случае споры были уместны, проверка опытным путем интриговала. Во втором случае переменные поменялись слишком сильно. Для меня ответ очевиден.
Упорство и верность принципам — отличные качества, даже если в конкретном случае не дают результата. А вот упрямство и иррациональные предрассудки не вызывают никаких симпатий. Иногда грань очень тонкая, но это не случай «Локо».
Тут все всё понимают. Но предпочитают имитацию.
